21 ноября исполняется 60 лет президенту Федерации спортивной борьбы России, победителю Олимпийских игр по греко-римской борьбе, трехкратному чемпиону мира и Европы, вице-президенту Объединенного мира борьбы Михаилу Мамиашвили. История карьеры Михаила Геразиевича уникальна.В 1984 году он в ранге лидера и действующего чемпиона мира подходит к Олимпийским играм в Лос-Анджелесе — но принято решение на Игры не ехать. А перед Играми 1988 года он получает серьезную травму, после которой возвращаются в спорт лишь единицы, но Михаил Мамиашвили восстанавливается, отбирается в Сеул-88 в новом для себя весе — и одерживает яркую победу. Корреспондент WRESTRUS.RU Тигран Аванян вкратце, устами Михаила Геразиевича, описывает его великий путь к олимпийскому золоту.
Детство
700 километров от Москвы. 200 километров от Киева. Украинская ССР. Именно там расположился маленький городок Конотоп, Сумская область. Очень уютный и красивый. Там прошло мое детство до 15 лет, после чего мой первый тренер Анатолий Ефремов принял решение, что мне нужно переезжать в Москву. Анатолий Семенович был уверен, что именно в Москве я получу развитие своих возможностей, а я на тот момент в этом категорически сомневался, но противоречить тренеру я не мог. К тому моменту я разумеется уже знал про классическую борьбу, а узнал я об этом на улице. На улице не совсем правильно быть слабым, это станет предметом для насмешек. На мое счастье я попал к Анатолию Семеновичу — и, поверьте мне, если бы он тиражировал легкую атлетику, футбол, бокс или штангу — я бы выбрал эти виды спорта, но он был тренером по борьбе. Тогда я еще не понимал весь авторитет, всю значимость понятия «первый тренер» — а это человек, от которого во многом зависит твоя судьба.
Зал, в котором я начинал тренироваться, сложно было назвать залом — полуподвальное помещение на базе училища, где работал Анатолий Семенович. Он увидел меня на болоте, где мы бегали, прыгали, боролись и делали все, чтобы не учиться — и взял меня за руку и привел в спортивный зал. Замок висел и внутри помещения, и снаружи — потому что в коридоре был тир, и чтобы войти в зал, нужно было долго стучать и кричать, чтобы там прекратили стрельбу. То, на чем мы боролись, сложно было назвать ковром — непонятная субстанция из ваты, и мы приносили из дома нитки, чтобы латать дырочки. Но для нас это было святое место. Анализируя то время, прихожу к однозначному выводу: все, у кого в жизни был вдумчивый, настоящий, влюбленный в свое дело первый тренер — реализовали себя в жизни.
Дома с братьями у нас все было подчинено самореализации. Мы росли в малюсеньком домике, а для того, чтобы любой спор или любая проблема была решена — было достаточно одного взгляда отца. На то, что мы увлеклись борьбой, мама ругалась, а отец, естественно, поддерживал. К слову, именно отец меня привез в город Москву.
Развитие карьеры в Москве
В нашем доме в Конотопе не было телевизора, но еда на столе была всегда, и все приходили к нам в гости. И только когда я переехал в Москву, я узнал, что борщ — это первое, а картошка — это гарнир; до этого я думал, что и борщ, и картошка — это еда, но оказывается, что бывает первое, второе и третье. И когда в 1980 году в ЦСКА в Москве проходил чемпионат Советского Союза, куда мы, ПТУ-шники, пробрались, я впервые увидел Арифа Нифтуллаева, Николая Балбошина, Сурена Налбандяна, Анатолия Быкова — у меня было ощущение, что я их знал всю свою сознательную жизнь, потому что с детства мне про всех рассказывал тренер.
В газете «Советский спорт» была заметка, что профтехучилища набирают спортсменов, которые стремятся к самореализации, где им будут обеспечены условия по получению среднего образования. Я учился на электромеханика по лифтам. Но самое главное, что предполагалось — это получение практических условий реализовать себя как спортсмена. Отец привез меня в Москву, где проходил… Это и отбором сложно назвать — нужно было залезть на канат, подтянуться на перекладине… Главное было показать желание реализовать свой потенциал.
Я 15 лет прожил в маленьком, уютном городке, и представить себе не мог, что такое Москва. Ужасные, лютые морозы. Я был уверен, что никакого продолжения в Москве у меня не будет, но тем не менее я был зачислен в группу, как и многие другие ребята, которые также как и я добрались до Москвы. Первые полтора года было очень сложно, и меня вдохновляли письма от тренера, в которых он писал о том, что именно я достойнейший из достойных, но я так себя жалел, а когда наступало утро, мы одевались и бежали в парк на Лосиноостровской, делали зарядку.
Возможно, этого всего бы не было, если бы не один случай из детства. За год-два до Москвы, я стал победтелем первенства Украины и уехал в Харьков на сборы, готовиться к первенству Союза. Там у старшего тренера был ученик, талантливый, способный парень. И этот тренер начал мне рассказывать, как моя мама скучает дома без меня. Я вечером хорошенечко поплакал, мне стало жалко и маму, и себя — и я собрал вещи и уехал домой. А мой тренер жил через речку, и он увидел, что я приехал, прибежал и говорит: ты что здесь делаешь?! Он-то понимал, что раз я уехал, значит меня исключили из всех списков, и я уже не претендент на участие в первенстве Союза. И перед поездкой в Москву он мне сказал: Миша, хватит — если ты из себя что-то представляешь, то поедешь в Москву, и это докажешь. А потом мне повезло — мы попали в среду, которая генерировала самореализацию, были тренеры, которые нацеливали на результат. В 1980 году, уже под руководством Эрика Задыханова, меня включили в только что созданный Центр олимпийской подготовки, который создали фактически под Николая Павловича Есина, который приехал из Мордовии. Там уже были совершенно другие возможности — изнурительные тренировки, выезд на соревнования. Вот тогда и началась по-настоящему профессиональная работа.
Бойкот Олимпиады-84
Когда я впервые оделся в костюм с гербом СССР, я думал, что на мне сконцентрирован весь мир, и все на меня смотрят, и в то же время это формировало колоссальную ответственность, что ты представляешь великую борцовскую страну. Когда я в 1983 году поехал на чемпионат мира, мне еще не исполнилось 20 лет, и я выиграл — ощущения просто непередаваемые. Мои соперники и сейчас с юмором вспоминают те времена, говорят, что они меня в упор не видели — разумеется, это все разговоры, ведь когда борец выходит защищать цвета флага Советского Союза, как его можно недооценить? Сегодня когда мы обсуждаем наше время с достаточно жестким юмором, получается, что за свою карьеру я не выиграл ни у одного здорового человека — у всех были какие-то травмы именно в тот момент, когда они выходили на меня.
В 1984 году на сборе в Кисловодске нам объявили, что решение партии правительства не ехать на Олимпиаду в Лос-Анджелес, мы объявляем бойкот. Конечно, это было колоссальное разочарование, но мы были убеждены, и это решение было нами однозначно поддержано. Каждый понимал, что он часть великой страны. Мы и за Олимпиадой особо не следили, хотя я разумеется знаю кто там отборолся и как, ведь я понимал, что это мой завтрашний конкурент. Кстати, в Токио, была организована матчевая встреча победителей Дружбы и олимпийских чемпионов 1984 года — мы выиграли 10:0.
Травма на сборах
Я только перешел в новый для себя вес, до 82 кг, и перед чемпионатом Европы на контрольных схватках я борюсь с представителем категории до 90 кг. Уверенно выигрываю схватку, и вдруг треск — и колено ушло в сторону. Но у меня ни на секунду не было сомнений в том, что я вернусь в строй. Да, времени до Олимпиады было немного, но даже в гипсе я тренировался — гири поднимал, по канату лазил по сто раз за час. В Саках, где проходила моя реабилитация, кругом были воины-афганцы — без рук, без ног, на колясках, и там я понял: моя царапка — ничто по сравнению с их увечьями. И еще рядом были люди, которые меня поддерживали — начиная от врачей, заканчивая практиками, которые меня восстанавливали. У меня было впечатление, что они все жили только ради меня. На чемпионате Европы предолимпийском я в финале встретился с моим будущим оппонентом по олимпийскому финалу, Тибором Комароми — и выиграл 1:0, еле ноги с ковра унес. И у меня уже не было сомнений, что я вернулся, и что в Сеуле я выиграю Олимпийские игры.
Олимпийская победа
Тогда тоже витала в воздухе опасность неучастия в Играх, и ехали мы в Сеул с определенными опасениями, но дорогого стоит то радушие, которое нам оказали корейцы. А чтобы ощутить его в полной мере, надо было ходить с Александром Карелиным. После победы, мы пошли на базар купить себе кожаные куртки, и находясь рядом с Сан Санычем можно было понять что такое популярность и гостеприимность. Только автографы наш знаменосец раздавал около пяти часов.
Именно в Сеуле я узнал что такое олимпийская деревня, ведь там мы видели всех великих спортсменов — баскетболистов, бегунов. Когда мы заселялись, со мной жил Володя Попов, боролся в 90 кг. Я ему сразу сказал: со мной не селись, потому что два чемпиона в одном номере не живут, а я выиграю 100 процентов! Конечно, это была шутка, но может быть она его надломила? У нас сомнений не было, что он выиграет в Сеуле, но он стал лишь призером.
Разумеется, я понимал, что мой основой конкурент — это именно Тибор Комароми, и у меня не было никаких сомнений, я знал, что у него шансов нет. Хотя на пути к медали я начал подгорать, причем достаточно серьезно, и тогда я сказал об этом главному тренеру Геннадию Сапунову, он позвал Рустема Казакова — гениального человека, выдающегося атлета. Я не знаю где ему преподавали психологию, но мы начали ходить вокруг нашего дворца, и я уже так успокоился, что на ходу засыпал.
Олимпийские игры мы выиграли вчетвером: я — Мамиашвили Михаил, грузин из Конотопа, Джулфалакян Левон — армянин из Ленинакана, Маджидов Камандар — азербайджанский и белорусский борец, родившийся в Грузинской ССР, и Карелин Саша — инопланетянин.
Генеральный партнер ФСБР
Партнеры ФСБР
Генеральный спонсор ФСБ РБ
Партнеры ФСБ РБ